Фатима Габитова
НЕРАСКРЫТАЯ ТАЙНА ПОЭТА
Когда перелистываешь личный архив такого многогранно талантливого человека, как Ильяс, который вознес мечтательную птицу своего творчества в необозримые высоты, проявил редкое дарование во всех жанрах литературы и, подобно водной стихии гор, бурно изливал свою поэзию, не остается никаких сомнений, что еще одна из сфер его многопланового творчества – это музыкальная композиция.
В сохранившемся наследии поэта среди множества произведений, еще не издававшихся и не известных публике, довольно много стихов, написанных явно под музыку. Одно из множества подобных стихотворений сохранилось в 27-й тетради, где записан план поэмы «Брызги пены». Скупой лексикой и ритмическим строем стиха поэт воскрешает в воображении нарастающий поток музыки:
Стони, стони,
Мой кюй!
Стони
И горько плачь!
Поплачь, поплачь,
Мой кюй!
Рыдай
И громко плачь!
Рыдай, рыдай,
Мой кюй!
Стони!
Рыдай!
И плачь!
Вей, ветер, вей!
Крепчай!
Дуй!
Селем заливай!
Дуй, ветер!
Раскачай
От сна народ!
Вставай!
Вставай, народ!
Вставай!
Перевод Майры Жанузаковой
Среди публиковавшихся сочинений Ильяса также встречаются стихи, написанные под музыку. Например, в одноактной пьесе «Колхозный той» есть строки, которые представляют собой специально написанную песню с припевом для хора, о чем нынешние читатели вряд ли знают:
Мой пылкий неустанный труд
Насытит ласкою равнины –
Пусть всюду буйно зацветут
Посевами мои долины!
Перевод Майры Жанузаковой
Припев для хора:
Сей, сей, колхоз, не уставай!
Пусть будет добрым урожай!
Перевод Майры Жанузаковой
В 1922 году во время демонстрации в Алма-Ате, посвященной празднику Октября, воспитанники детского дома имени Абая прошли по площади с довольно несуразной песней на устах. Ильяса тогда очень расстроили и содержание стихов, и сама мелодия, поэтому сразу после праздника он сел за стол, написал «Гимн молодежи», сочинил к нему музыку и лично разучил его с ребятами. На майскую демонстрацию 1923 года воспитанники детского дома вышли, распевая «Гимн молодежи» Ильяса.
Судя по рассказам Шакена Хусаинова, близкого родственника поэта, спутника его детских и юношеских лет, Ильяс, пока жил в родном ауле, еще в подростковом возрасте написал несколько песен. Одна из них сегодня считается «народной» – «Шилі өзен, қамыс-ай…» («О камыш чийной реки…»), правда, со временем в этих словах закрепилась ошибка. Дело в том, что недалеко от аула Ильяса есть местечко под названием Шилиозек (Чийная лощина). Свою песню он тоже назвал «Шилі өзек». (Река не может быть чийной.[1])
Я обращаюсь с просьбой ко всем, кто знает песни Ильяса, сообщить на страницах газеты, какие из них ныне превратились в «народные», а какие, возможно, в результате плагиата известны теперь под чьими-то другими именами.
Если кто-нибудь из деятелей музыкального искусства окажет поддержку и поможет переложить на ноты уже известные песни Ильяса, много их наберется или мало, все равно откроется еще одна, пока тайная грань дарования поэта. А если песни и мелодии, которые Ильяс с гордостью исполнял при жизни, запишут на пластинки, всем станет ясно, что он был еще и замечательным композитором, хотя и сочинял музыку лишь в необходимых ему случаях и не придавал особого внимания этой стороне своего творчества.
В нынешнем году исполняется уже двадцать семь лет, как Ильяса нет с нами. Двадцать из этих 27 лет прошли в полном безмолвии о жертвах 1937 года. Только начиная с 1956-го имена талантливых, благородных людей, погубленных жестоким временем, стали произноситься вслух, а критики и собратья по перу начали писать о них, знакомя народ, на долгие годы отчужденный от богатого творческого наследия, с его выдающимися сынами.
Рассказывая последующим поколениям о жизни ушедших, об их личностном облике, о характерах и поступках, любой автор должен осознавать свою огромную ответственность. Потому что потомки беспрекословно верят первоначально высказанным суждениям, в особенности, если не видели, не знали их друзей и товарищей, не читали воспоминаний близких и родственников тех, кто ушел в суровые годы. Поэтому высказывать мнения, вводящие в заблуждение последующие поколения, – непростительная вина; мы не должны забывать о том, что это наносит непоправимый вред памяти тех, чью жизнь мы описываем.
Один из коллег по перу Ильяса как-то написал: «У Ильяса был высокий голос», и в доказательство своих слов привел фразу, якобы оброненную Ильясом: «Мой голос – как самая тонкая струна на большой многострунной домбре».
Ильяс, которого я прекрасно знала, никогда и никому таких слов сказать не мог, поскольку у него не было причин на это. У Ильяса был бархатный баритон, гармонирующий со всем его внешним обликом. Разве может, согласно законам природы, крупный мужчина выше среднего роста, с могучими плечами и широкой костью обладать тонким голосом?!
Он частенько пел в кругу друзей. Один из тех, кто всегда с восхищением слушал его, – это Габит Мусрепов. Песни Ильяса, сложенные в те далекие дни, до сих пор точно, без всяких искажений исполняет Гали Орманов. Оба постоянно вспоминают приятный, красивый голос Ильяса, и оба называют его баритоном.
Перевод Майры Жанузаковой
[1] Чий – степное растение, разновидность ковыля.
